class="p1">В Беркли, где Джоан и Пегги вместе работали в газете «Калифорния Дейли», они ничего не говорили друг другу о том, что подали заявку на конкурс «Мадемуазель». Пегги промолчала потому, что была уверена: в ее случае дело не выгорит. Единственной причиной, по которой она вообще подавалась на этот конкурс, было обещание Тому – молодому человеку, которому она понравилась прошлым летом в Мексике. Пегги хотела съездить в Европу с девушками из студенческого сестринства, но мать запретила: мол, там совсем недавно закончилась война. Так что Пегги придумала: съезжу в Мексику – и нашла сопровождающих взрослых, чтобы родители согласились. Американские студенты останавливались в различных «пансионах», но в обед собирались в «главном» отеле выпить. Там она и познакомилась с Томом, чей однокашник по Пенсильванскому университету был наследником владельцев газеты «Сатердей ивнинг пост», и, пообщавшись с ней, Том убедил ее, что она идеально подойдет для программы приглашенных редакторов «Мадемуазель». И взял с нее обещание, что она подаст заявку. Сказал, что напишет и проверит. И написал. В июне он также приедет в Нью-Йорк на машине и пригласит Пегги в ресторан напротив «Барбизона», а еще на обед в «Пенн клуб», где останавливался, когда бывал в городе, чтобы она могла понаблюдать за членами «Лиги плюща» в «естественной среде обитания», как она любила говорить.

Что Джоан Дидион победит в конкурсе приглашенных редакторов, Пегги не сомневалась с самого начала. У нее уже имелся «вагон» литературных наград, и, хотя в Беркли в учебе она не то чтобы блистала, преподаватели были ей довольны. В самом деле: с Джоан Дидион в 1955 году, как и с Сильвией Плат в пятьдесят третьем, редакторы «Мадемуазель» обращались совсем иначе, чем с остальными, – в особенности это относилось к редактору отдела прозы Рите Смит, которая старалась ввести Джоан в интеллектуальные круги Нью-Йорка. Джоан, в свою очередь, очаровалась Ритой и была готова сделать для нее все, что бы она ни попросила. Как-то, уже после десяти вечера, Джоан прибежала в номер Пегги: оказалось, ей звонила ужасно пьяная Рита и твердила, что она забыла закрыть окно, и, если оно так и останется открытым, появится соблазн оттуда прыгнуть (очевидно, это и были те самые «выхлопы», изначально вменяемые ей в вину Джорджем Дэвисом). Она попросила Джоан немедленно сходить в офис, закрыть окно и сообщить об этом по телефону. «Но я боюсь одна», – сказала Джоан, вытаскивая Пегги из постели. Неизменно верная подруга сопроводила ее до здания на 57-й улице и Мэдисон-авеню. «Стрит энд Смит» охранялся ночным сторожем, и Джоан пришлось солгать, что она что-то забыла в офисе. Под этим предлогом, под бдительным оком сторожа, она поспешила наверх и быстро осмотрела кабинет Риты. Окно было закрыто. Ей привиделось. В этот момент Пегги решила, что все они в «Мадемуазель» чокнутые.

* * *

Как и Пегги, Дженет Барроуэй находилась в поисках себя. Сначала она вечно писала домой с просьбой выслать ей денег, но затем научилась при каждой возможности избегать расходов на такси, даже когда поранила пятку (как раздраженно заметила она – непредвиденные медицинские расходы). Как приглашенный редактор рекламного отдела [47] – работа, как выяснилось, абсолютно не схожая с тем, что ей было действительно интересно, – она ходила на один показ мод за другим и поначалу писала с ехидством: «Все больше добычи с показов». Ну, обеды, естественно. После экскурсии на фабрику Бейтс их накормили «шикарным обедом», хотя Дженет предпочла бы образцы тканей, поскольку сама шила себе одежду – ту самую, которая так не понравилась Пегги. Смысла расчехлять швейную машинку «Бразер» не было – взамен Дженет получала обед на крыше отеля «Пьер». Но вскоре никакой шик и лоск не могли компенсировать жуткую скуку подобных мероприятий: «Я получу Нью-Йорк, а ты взамен бери мир моды – от карандаша для бровей, каким пользуются самые высокооплачиваемые модели Нью-Йорка, до подозрительно ласковой улыбки редактора отдела Иды Макнил». Как все приглашенные редакторы, Дженет ехала с надеждой, что займется серьезной литературной работой. Никто из них не хотел заниматься продвижением, пиаром или рекламой.

Но постепенно Дженет начала впитывать лоск того лета с «Мадемуазель». Шли дни, и номер «Барбизона» перестал казаться таким уж маленьким, а телефон и раковина для того, чтобы отстирать от белых перчаток нью-йоркскую грязь, и вовсе нравились. Регистраторы ссудили Дженет десять долларов на еду до первой получки, и ей ужасно нравилось, что горничные тщательно убирают номер к ее возвращению, в каком бы беспорядке она его ни оставила утром. И научилась радоваться одиночеству. А еще обнаружила в Гринвич-Виллидже волшебное заведение под названием «Шампань Гэллери» – «место, где зависают начинающие ньюйоркцы» [48]. Внутри оно выглядело как огромная гостиная с диванчиками, ковриками, картинами, торшерами и большим пианино, на котором можно было играть все что угодно – никто бы не стал открыто возмущаться «Собачьему вальсу», пусть даже остальные играли исключительно классику; двое парней спорили по поводу мелодии, которую сочиняли. Другие рисовали, но не в «богемном» или претенциозном стиле, а чернокожий чревовещатель ходил вокруг со своей куклой, и все болтали с ней о политике и эстетике. Одна из двух официанток периодически поднималась на сцену, чтобы спеть. И это Дженет ставила куда выше клуба «Аист», который нашла «слишком „слишком“», а «мерзкий» лимонад и вовсе заставил ее гадать, отчего это место так знаменито [49]. По крайней мере, теперь Дженет испытывала не напускную пресыщенность, а точно знала, от чего ее воротит.

В середине месяца объявилась Сильвия Плат [50]. Она уже стала знаменитой – как минимум среди студенток; отчасти из-за попытки самоубийства, широко освещавшейся в прессе. Особенно «помешались» на ней приглашенные редакторы с Восточного побережья. Шептались [51], что у Сильвии был нервный срыв, что она забралась в подпол материнского дома с пузырьком снотворных таблеток, и последовавшие поиски в ту пору добавляли таинственности ее образу – Пегги лишь позднее поняла, что

«невротичность женщин-писательниц стала почти обязательным условием принятия в творческое сообщество».

Когда Плат пришла в офис «Мадемуазель» [52], приглашенный выпускающий редактор Джейн Труслоу, студентка колледжа Адамс, штат Колорадо, из состоятельной семьи, настаивала, чтобы Пегги встретилась с молодой, но уже почти знаменитой поэтессой. Уроженка Калифорнии Пегги, которую это не особенно впечатлило, довольно мило поболтала с Сильвией и нашла ее «типичной американской студенткой, со вкусом одетой и вполне спокойной и сдержанной». Но она никак не могла взять в толк, отчего с ней все так носятся. Дженет же, которой не довелось встретиться с Плат в тот день [53],